Арабам-язычникам, которые не желали уверовать в Коран и покориться пророку Мухаммаду, мир ему и благословение Аллаха, была предоставлена возможность оправдать свои действия и доказать несостоятельность его утверждений. Для этого им было достаточно сочинить всего три стиха, подобных кораническим аятам. Несмотря на это, язычники не сумели ответить на брошенный вызов, признав тем самым совершенство и неподражаемость коранического слога. Более того, стоило образованным мужам среди арабов услышать чтение Корана, как они прозревали и устремлялись на путь Господа. Прочтя коранические аяты, в религию Аллаха обратился славный сподвижник ‘Умар ибн ал-Хаттаб (Ибн Хишам. С. 102-103). Услышав чтение сур из уст посланника, мир ему и благословение Аллаха, уверовал известный поэт того времени ат-Туфайл ибн ‘Амр ад-Дауси.
Коран производил впечатление даже на упорствующих неверующих, восхищая их красноречивостью выражений, стройностью фигур, мудростью значений, простотой и убедительностью доводов. Когда посланник, мир ему и благословение Аллаха, распространял ислам в Мекке, язычники предложили ему стать царём арабов, но он отказался принять их предложение и продолжил борьбу с идолопоклонством и призыв к вере в единого Аллаха. Это не давало покоя курайшитам, и они отправили к посланнику, мир ему и благословение Аллаха, ‘Утбу ибн Раби‘а. Тот пришёл к нему и сказал:
— О сын моего брата! Ты один из нас, и ты знаешь своё положение и знатное происхождение. Ты задумал со своим народом страшное: ты посеял между нами рознь и лишил нас здравого рассудка, ты оскорбляешь наших богов и порицаешь нашу религию, ты называешь безбожниками наших отцов. Послушай же меня, я хочу сделать тебе несколько предложений. Подумай над ними, может быть, ты примешь какое-либо из них.
Посланник, мир ему и благословение Аллаха, сказал:
— Говори, Абу ал-Валид, я слушаю.
‘Утба сказал:
— О сын моего брата! Если ты делаешь это для того, чтобы разбогатеть, то мы соберем для тебя столько денег, что ты станешь самым богатым среди нас. Если ты ищешь славы, то мы сделаем тебя нашим вождем и не будем принимать никаких решений без твоего согласия. Если ты хочешь царствовать, то мы сделаем тебя нашим царём. А если всё это — всего лишь навязчивая идея, от которой ты не можешь избавиться, то мы найдём для тебя врача и потратим всё наше богатство, чтобы исцелить тебя. Бывает, что злой дух овладевает человеком, пока его не излечат от него.
Выслушав его, посланник, мир ему и благословение Аллаха, спросил:
— Ты закончил, Абу ал-Валид?
— Да, — ответил тот.
— Тогда послушай меня.
— Говори.
Тогда посланник, мир ему и благословение Аллаха, прочёл: «Именем Аллаха, Милостивого, Милосердного! Ха. Мим. Ниспосланное Милостивым, Милосердным есть писание, аяты которого разъяснены в виде Корана по-арабски для людей знающих. Оно возвещает благую весть и предостерегает, однако большинство их отворачивается и не слышит» (сура 41 «Разъяснены», аяты 1-4)
.
Он продолжал читать Коран, а ‘Утба молча слушал его, опёршись на руки, вытянутые позади спины. Наконец, пророк, мир ему и благословение Аллаха, прочёл аят, после которого надлежало пасть ниц, и поклонился Аллаху. Затем он сказал:
— Абу ал-Валид, ты слышал то, что слышал. Поступай теперь, как знаешь.
‘Утба отправился к курайшитам, и они, усевшись, спросили его:
— Ну как, Абу ал-Валид?
Он ответил:
— Я выслушал его. Клянусь Аллахом, я никогда не слышал ничего подобного. Клянусь Аллахом, это не колдовство, не стихи и не предсказания. О курайшиты! Послушайтесь меня и доверьтесь мне. Позвольте ему делать то, что он делает. Оставьте его в покое. Клянусь Аллахом, то, что я услышал, имеет великий конец. Если арабы погубят его, вы избавитесь от него чужими руками. А если он одержит верх над ними, то вы разделите и его власть, и его могущество и станете благодаря ему самыми счастливыми людьми.
Курайшиты воскликнули:
— Клянёмся Аллахом, Абу ал-Валид, он околдовал тебя своими речами.
— Таково моё мнение, но поступайте так, как считаете нужным, — ответил ‘Утба.
Почему же священные аяты производили такое сильное впечатление на язычников, среди которых было много прекрасных ораторов и поэтов? Почему они ощущали свою неспособность создать хотя бы три строки, подобные трём кораническим аятам? В чём состояло то ощутимое различие между Кораном и арабской прозой и поэзией?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, мы должны, прежде всего, ознакомиться с арабской литературой времён невежества. Известно, что арабская речь делится на поэзию и прозу.
Поэтические произведения характеризуются определённым размером и рифмой. Арабы пользовались шестнадцатью стихотворными размерами, которые назывались бихар. Этот термин происходит от слова бахр ‘море’, потому что размеренная речь течёт подобно воде. Виды стихотворных размеров: тавил, басит, вафир, камил, раджаз, хафиф, хазадж, мутакариб, мунсарих, муктатаб, мутадарак, мадид, муджтас, рамал, хабаб и сари‘а. Проза отличается от поэзии отсутствием стихотворного размера. Некоторые прозаические речи арабов были рифмованными. Рифмованная проза, или садж, состоит из предложений, рифмованных повсюду или рифмованных парами.
Мы уже отмечали, что арабы были признанными знатоками своего языка, искусными ораторами и поэтами. Они ценили и понимали поэзию, подтверждением чего были чествования поэтов на ярмарках ‘Указ, Миджанна, Зу-л-Маджаз. Непревзойденными шедеврами арабской поэзии считались семь касыд, вывешенных на стене Каабы. Они были названы му‘аллакат, что означает ‘повешенные’, ‘нанизанные’. Их авторами были семь прославленных бедуинских поэтов Имруул-Кайс ал-Кинди, Тарафа ибн ал-‘Абд, Зухайр ибн Абу Сулма, ‘Антара ибн Шаддад, Лабид ибн Раби‘а, ал-Харис ибн Хиллиза и ‘Амр ибн Кулсум ат-Туглаби.
Одним словом, Аллах отправил Священный Коран тонким и искушёнными ценителям искусства слова, которые прекрасно разбирались во всех жанрах арабской литературы того периода, считали умение красиво выражать мысли и слагать стихи одним из самых великих достоинств. Пророку, мир ему и благословение Аллаха, было велено призвать этих людей на прямой путь, и Священный Коран должен был стать доказательством его правдивости. Он исполнил свой долг, донёс послание Господне до человечества, наставил своих последователей на прямой путь и явил собой прекрасный пример для всех, кто положился на Аллаха и на последнюю жизнь, а писание Аллаха было тем самым неопровержимым доводом, который обескураживал противников истины и вселял уверенность в сердца верующих.
Коран не стихотворное произведение, но в нём идеально сочетаются как короткие рифмованные строки, так и длинные периоды. Ритм одних аятов напоминает регулярность рифмованной прозы, тогда как другие имеют сходство с раджазом в его энергии и скорости. Коран также не является прозаическим сочинением или обычной человеческой речью. Арабы знали это и понимали, что принять брошенный вызов — значит сочинить произведение, не входящее в рамки известных им шестнадцати стихотворных размеров, не относящееся ни к рифмованной прозе, ни к обычной речи, отличное как от загадочных и туманных речей звездочётов и предсказателей, так и от витиеватой, напыщенной речи заблудших мыслителей.
Уникальность коранического слога признают не только арабы, но и многие западные учёные-арабисты. Так, Эдвард Палмер в предисловии к своему переводу Корана пишет: «То, что лучшие из арабских авторов не смогли сочинить что-либо, подобное Корану, не удивительно. Во-первых, они изначально были согласны с тем, что это невозможно. Они приняли коранический стиль за совершенный стандарт, любое отклонение от которого должно было быть несовершенством. Кроме того, для них этот стиль не был таким же непринужденным, как для Мухаммада и его современников. Для них он был искусственным, как если бы англичане продолжали следовать за моделью Чосера, не принимая во внимание изменения, которым подвергается их язык. Для пророка этот стиль был естественен, и эти слова были из обычной жизни, тогда как для более поздних арабских авторов этот стиль был подражательным, и древние слова использовались как литературное приукрашивание. Как следствие, их попытки выглядели вымученными и неестественными по сравнению с его импровизированным и впечатляющим красноречием».
Неподражаемость Корана открыто признает и Гамильтон Гибб, известный арабист из Оксфордского университета. В книге «Ислам» он пишет: «Мекканцы продолжали требовать от него чуда, и с поразительной смелостью и самоуверенностью Мухаммад обратился непосредственно к Корану как к высшему подтверждению его миссии. Как и все арабы, мекканцы были знатоками языка и риторики. Если Коран был его собственным сочинением, то другие люди могли бы конкурировать с ним в этом. Пусть же они сочинят хотя бы десять стихов, подобных этому Корану. Если же они не смогут сделать этого (и совершенно ясно, что они не смогли), то пусть они примут Коран как непревзойденное и явное чудо».
Удивительным стилем и совершенным построением Священного Корана восхищаются даже арабы-христиане. Альфред Гильом в своей книге «Ислам» (С. 73-74) пишет: «Коран — часть мировой классики, которая не может быть переведена без серьёзных потерь. Его размер, обладающий специфической красотой и темпом, обвораживает слух. Многие арабы-христиане говорят о его стиле с неподдельным восхищением, и большинство арабистов признаёт его превосходство. Его чтение вслух или рецитация имеет почти гипнотический эффект, который делает слушателя безразличным к его порой странному синтаксису и отталкивающему нас содержанию. Он заглушает критику сладкой музыкой своего языка, который породил догму о его неподражаемости. И действительно, можно признать, что в арабской литературе, богатой поэзией и возвышенной прозой, нет ничего, что может сравниться с ним».
Такая высокая оценка, данная людьми, которые не обратились в мусульманскую веру, говорит сама за себя. И нет ничего удивительного в том, что великолепие Священного Корана было признано и описано мусульманскими учёными в самых восторженных тонах. Шейх Рашид ал-‘Абиди пишет: «Священный Коран занимает центральное место в искусстве слова. Благодаря своему удивительному стилю он превзошёл все стили, признанные арабами, и достиг величайших высот в раскрытии тайн этой жизни, и пред ним склонили головы знатоки языка из числа курайшитов. Он оказал большое влияние на развитие арабского языка во всех областях, особенно в области риторики, уберёг его от изъянов и исчезновения и сделал его вечным языком, который невозможно изменить или исказить, пока читается Коран».
В арабской литературе нет ничего, что можно поставить в один ряд со Священным Кораном. Более того, писание Аллаха оказало огромное влияние на арабскую литературу. Г. Гибб пишет: «Влияние Корана на развитии арабской литературы неоценимо и многосторонне. Его идеи, язык и рифмы проникают во все последующие литературные произведения в большей или меньшей мере. Его лингвистические особенности не имитировались ни в канцелярской прозе следующего столетия, ни в более поздних прозаических сочинениях. Это происходило, по крайней мере, частично, из-за той гибкости, которую Коран привил возвышенному стилю арабского языка, благодаря чему он смог быстро развиться и приспособиться к новым потребностям имперского правительства и расширяющегося общества».
О влиянии Священного Корана на арабский язык и литературу пишут и мусульманские учёные. Они исследуют разные аспекты этого влияния и подробно характеризуют его на страницах своих сочинений, приводя в подтверждение своей правоты многочисленные доводы из арабской литературы и исторических летописей.
Шауки ад-Дайф пишет: «Священный Коран — предмет гордости арабов за свой язык. Ни один народ не имеет другой религиозной или светской книги, которая могла бы сравниться с Кораном по своему красноречию или влиянию на души и сердца. Это касается как коранических повествований о поклонении одному Аллаху и Его величии, сотворении небес и земли и воскрешении, так и предписаний, регулирующих жизнь людей, направляющих её в верное русло и помогающих им обрести счастье в этом мире и в последней жизни».
Из всего сказанного следует, что художественное совершенство, экстраординарное красноречие и чудесное содержание Священного Корана делают его не только основополагающим писанием ислама, но и литературным памятником, который, вне всякого сомнения, останется непревзойденным вплоть до наступления конца света.
Как мы отметили ранее, литературный аспект неподражаемости Корана изучается во многих теологических трудах и трактатах, и среди них можно выделить следующие:
- ал-Абйари, ‘Абд ал-Хади Наджа ибн Ридван. Хусн ал-байан фи назм муштарак ал-Кур’ан
- ал-Бакиллани, Абу Бакр Мухаммад ибн ат-Таййиб. И‘джаз ал-Кур’ан
- ал-Бути, Мухаммад Са‘ид Рамадан. Ахсан ал-хадис
- ал-Джурджани, Абу Бакр ‘Абд ал-Кахир ибн ‘Абд ар-Рахман. Ар-Рисала фи и‘джаз ал-Кур’ан
- ал-‘Изз ибн ‘Абд ас-Салам. Ал-Ишара ила-л-и‘джаз
- Ибн ал-Каййим, Мухаммад ибн Абу Бакр. Ал-И‘джаз фи-л-маджаз
- Ибн ал-Каййим, Мухаммад ибн Абу Бакр. Ат-Тибйан фи аксам ал-Кур’ан
- Ибн Накийа, ‘Абдаллах ибн Мухаммад. Ал-Джуман фи ташбихат ал-Кур’ан
- ал-Каунави, Садр ад-Дин Мухаммад ибн Исхак. И‘джаз ал-байан
- ал-Маварди, ‘Али ибн Мухаммад Хабиб. Ан-Нукат ва-л-‘уйун
- ар-Рази, Фахр ад-Дин Мухаммад ибн ‘Умар. ‘Аджаиб ал-Кур’ан
- ар-Рази, Фахр ад-Дин Мухаммад ибн ‘Умар. Нихайа ал-иджаз фи дирайа ал-и‘джаз
- ас-Са‘лаби, ‘Абд ал-Малик ибн Мансур. Ал-Иктибас мин ал-Кур’ан ал-карим
- ас-Суйути, Джалал ад-Дин ‘Абд ар-Рахман ибн Абу Бакр. Танасук ад-дурар фи танасуб ас-сувар
- ат-Тирмизи, Мухаммад ибн ‘Али. Тахсил наза’ир ал-Кур’ан
- ал-Хатиб, ‘Абд ал-Карим. И‘джаз ал-Кур’ан фи мафхум джадид